– Никто никогда его не искал. Он немного спятил на этом. Пожаловался, что у него совсем нет денег и что он потерял работу. Я заплатил за ваши билеты.

– Джон-Пол сказал, что у него были отложены деньги. – Она почувствовала, как краснеет от неловкости.

– Это ерунда, Стейс. – Голос Деррека был мягок. – Он пожалел, что удрал из Индии. Поэтому я и позвал вас сюда – подумал, что это дело с Буддами может помочь вам обоим. Но… – он погладил ее по щеке, – я так рад, что встретил тебя! Прости, что не вовремя говорю это… но я надеюсь, – он посмотрел ей в глаза, – что ты чувствуешь то же самое.

Стейс не могла дышать от сильнейшего желания, охватившего ее.

Она поняла, что произойдет прямо сейчас, и не хотела этому мешать.

Деррек повел Стейс в свою комнату на верхнем этаже виллы. Слабый свет с балкона, отражавшийся в приоткрытой двери, едва освещал ее. Не говоря ни слова, смотря в глаза, они нетерпеливо стянули друг с друга одежду. Стейс понимала, что зашла слишком далеко и ее будущее уже не будет таким, как рисовалось раньше. Путь назад был отрезан.

Четвертый день

39

Дженна

Голосовые заметки: Четверг, 29 ноября 2018

Я пережила еще одну ночь. Дни идут, а вопросов становится все больше. Что за человек незаконно жил в домике напротив? Кто написал записки, которые я нашла в букете и на машине? Кто бросил записку в камин? Не говоря уж о том, кто убил Ральфа и напал на меня в лесу? Не могу дождаться своего отъезда, хотя знаю, что мысли об Оливии и ее подружках не оставят меня в покое.

На следующее утро я решила поговорить с мадам Тоуви. Помню, что и Джей, и Дейл называли ее шарлатанкой, но она местная и находилась тут, когда случилась эта история с девушками. Подходящий персонаж для подкаста.

Утро опять холодное, небо белесое. Дорожка поблескивает льдом. Поднимаю воротник, чтобы защититься от ветра. Пересекая Мейн-стрит, замечаю Оливию около дома мадам Тоуви. Она какая-то растерянная, бледная и уставшая. Бордовая шапочка, которую она надела, ничуть не улучшает ее болезненный вид.

– Оливия! – кричу я и торопливо иду к ней, стараясь не поскользнуться на льду. – У вас все хорошо?

– Нет, не очень, – отвечает она, поднимая глаза на окно, расположенное над квартирой мадам Тоуви. Думаю, это комната Уэзли. Оливия ведет себя так, будто не до конца проснулась.

– Подвезти вас домой? – Я вполне успеваю подбросить ее и вернуться на встречу с мадам Тоуви, мы ведь не договаривались о конкретном времени. – Машина вон там. – Я показываю, в какой стороне припарковалась.

Оливия сомневается. За стеклом мелькает тень. Я понимаю: она переживает, что Уэзли будет недоволен. Но вот в выражении ее лица появляется что-то дерзкое. Она согласно кивает. Мы идем и молчим, пока не попадаем в уютное тепло машины.

– У вас с Уэзли все нормально?

Оливия стягивает шапочку, ее наэлектризованные волосы встают дыбом. Она рассеянно проводит по ним рукой.

– Ночью случилось кое-что странное.

Я отъезжаю от тротуара и пристраиваюсь за проезжающим «Воксхоллом». Машин немного, как, впрочем, всегда.

– Правда? – Мне хочется спросить про записку: не она ли бросила ее в огонь. Но не могу придумать, как лучше сформулировать вопрос, чтобы не обидеть ее. А если она замешана в чем-то, возможно, лучше не показывать осведомленности.

Я прихожу в ужас, когда слышу о событиях этой ночи.

– То есть вы хотите сказать, что он мог вколоть вам наркотик?

Оливия моргает. Она готова заплакать.

– Да.

Я сталкивалась с таким в своих журналистских репортажах. Обычно это происходит с девушками в ночных клубах.

– Господи, Оливия! Вы заявили в полицию?

– Я не знаю, что делать, – всхлипывает она. – Я была в таком странном состоянии, когда Дейл меня нашел…

– Дейл нашел? – переспрашиваю я глухим голосом.

Оливия рассказывает, как Дейл обнаружил ее у Стоящих Камней. Я изо всех сил вцепляюсь в руль. Мой мозг кипит.

Но в тот момент, когда мне кажется, что он уже не в состоянии вместить больше информации, Оливия рассказывает об исчезновении Уэзли посреди ночи и о его возвращении. Вместе со вторым телефоном и картонной коробкой.

– Я точно знаю, – она продолжает всхлипывать, – он замешен в чем-то плохом. Я надеялась, что утром он уйдет на работу и можно будет посмотреть, что в коробке. Но он постарался отделаться от меня как можно быстрее. Я говорила: «Иди, я побуду тут». Но он ни в какую. Не хотел оставлять меня в квартире одну.

– Но ночью же оставил?

– Да, поскольку думал, что я сплю. Хотя… бросить меня одну ночью после всего, что случилось…

Неужели она наконец поняла очевидное? Что Уэзли беспокоится только о себе?

Сворачиваю с Мейн-стрит налево, проезжаю мимо «Ворона». Большие дома заканчиваются, и мы оказываемся за городом.

– Это произошло здесь, – говорит Оливия и показывает рукой. Там нет зданий, только живая изгородь и поля с каждой стороны от шоссе до самых конюшен. – Последнее, что я помню, – она хмурится, – что падаю прямо на кого-то… Но я не могу… не могу точно ничего вспомнить.

Она выглядит такой беззащитной, что мне становится очень жалко ее. Иногда я забываю, что мы ровесницы; мне кажется, что она намного младше меня. Такая наивная и беспомощная… И тут я вспоминаю про записку. Может, не такая уж и беспомощная? Или я неправильно ее воспринимаю? А вдруг это способ манипулировать людьми – такая игра, где все ее недооценивают?

– Все так запуталось, – произносит Оливия. Я как раз останавливаюсь рядом с «Ленд Ровером» ее матери.

– Теперь, – она понижает голос, – мама неожиданно решила, что ей необходимо поговорить о моем отце. Она прислала мне сообщение.

Удивленно поворачиваюсь к ней:

– Да вы что?

– Она никогда о нем не рассказывала. Только то, что они недолго встречались и разошлись, когда она забеременела. Вообще о нем никто никогда не говорил. Однажды я спросила про него у мамы Салли – она очень дружила с моей, по крайней мере, до аварии. Но она только сказала, что он просто «паршивая овца» и мне лучше и дальше жить без него. Я стала думать, что, может, мама вообще все придумала, и не было никакого бойфренда, а ее изнасиловали или что-то типа этого.

– Боже мой, вы думаете, такое возможно?

– Честно говоря, не знаю. – Оливия смотрит на шапочку, лежащую у нее на коленях. Она и не думает выходить